24 Sep 2018 | Global Journalist (Russian), Journalism Toolbox Russian
[vc_row][vc_column][vc_custom_heading text=”«Я молился о том, чтобы, если бы меня убили, оставили моё тело на виду… Таким образом, я не стал бы «десапаресидо» («пропавшим без вести»)».”][vc_single_image image=”98264″ img_size=”full” add_caption=”yes”][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]Исхак Каракас, главный редактор местного еженедельника в Стамбуле «Халкын набзы» (Halkın Nabzı), любит вставать рано. Обычно он на ногах до рассвета, а к 8 уже возвращается с длительной прогулки, в которую отправляется с разношерстной толпой окрестных друзей. Тогда за завтраком он начинает проверять новости дня и пристрастно комментировать в «Твиттере» утренние репортажи.
20 января турецкие военные начали операцию в Африне, – сирийской территории, контролируемой курдами – аргументируя, что силы курдов в данном регионе являются сообщниками Рабочей партии Курдистана, которую Турция считает террористической организацией. Каракас, как и многие другие, прибег к «Твиттеру», чтобы раскритиковать военное вторжение. Он воспользовался аккаунтом @ishakkakarakas_, который позже его сын, юрист Угур Каракас, закрыл.
«В Африне нет ни единой банды Исламского государства. Почему вы врете?», – спрашивал он у турецких политиков, которые заявляли, что силы курдов в Сирии – это на самом деле военные ИГИЛ. «Не верьте тому, что говорят об Африне по телевидению», – призывал он своих соотечественников в другом «твитте». Он также поделился постом, сообщающим, что в регионе от рук турецких военных погибли гражданские.
И тогда они за ним пришли.
«Было около полуночи. Отец уже спал. Меня не было дома, а мать была. Полицейские постучали в дверь с ордером на обыск», – рассказывает Каракас, адвокат в Стамбуле. Его отец был арестован 26 января по обвинению в «распространении террористической пропаганды» в «Твиттере». Сейчас он в тюрьме Силиври, но обвинительное заключение предвидится не скоро.
Страна без чувства юмора
Каракас, естественно, не единственный, кого возмутило начало турецких военных действий. Согласно данным Министерства внутренних дел Турции от 27 февраля, полицией было задержано 845 человек за критику операции в Африне, официально названной «Оливковая ветвь» (или как Министерству больше нравиться формулировать, за «распространение пропаганды террористической организации»). Министерство не назвало числа задержанных людей, которым формально предъявили обвинение или заключили в тюрьму, но судя по тому, что всех восьмерых задержанных вместе с Каракасом, арестовали, согласно судебным документам, эта цифра, вероятно, не будет низкой.
Каракас родился в Диярбакыре в 1960 году. Он закончил начальную школу и в 12 лет начал работать помощником водителей грузовиков. В 1989 году его вместе с женой Мюзеин и первенцем Угуром (Азадом), как и многих других курдов в то время, заставили переехать в Стамбул. Другие дети, Умут и Уфук, родились у них уже в городе. «Он – патриот, и всегда проникался политикой», – вспоминает Угур Каракас. Хотя он занимался логистикой до того времени, как кампания не обанкротилась вследствие финансового кризиса в Турции в 2000 году, Каракас всегда был поглощён политикой и писал статьи для прокурдской газеты «Озгюр гюндем» (Ӧzgür Gündem) и социалистической «Эвренсел» (Evrensel).
Жизнь в Стамбуле и «Халкын набзы»
Несмотря на занятие коммерческой деятельностью после переезда в Стамбул, он нашел время, чтобы закончить среднюю и высшую школу дистанционно. Согласно протоколу допроса, в настоящее время он студент-второкурсник факультета социологии университета дистанционного обучения Ачыкоретим. Он также позаботился, чтобы у его детей было хорошее будущее: один сын – юрист, другой – доктор. Самый младший ребёнок – студент-третьекурсник, изучающий компьютерную инженерию.
«Даже до того, как он стал журналистом, он всегда интересовался проблемами страны», – говорит Ахмет Тулгар, ветеран турецкой журналистики, который издавал «Халкын набзы» вместе с Каракасом на протяжении более 6 лет. Их дороги пересекались на встречах и собраниях до того, как они официально начали работать вместе. Когда Каракас покинул логистику и Тулгар оставил свою работу в газете «БирГюн» (BirGün) во второй половине 2000-х, они вместе учредили рекламную компанию в округе Малтепе, на окрестностях Стамбула, – местность, где сегодня издаётся «Халкын набзы».
«Он – семейный человек. Он приходил на работу после своей утренней прогулки и вечером шел сразу домой. В 2013 году мы решили издавать местную газету вместе. Мы не хотели, чтобы она была одной из многих, которые только докладывают, где пообедал мэр и повествуют о делах влиятельных людей в местном обществе», – говорит Тулгар.
И как такова, «Халкын набзы» начала своё существование. Тираж еженедельной газеты составляет 10 000 экземпляров. Её спонсируют местные предприниматели и городские власти. Газету распространяют в Анатолийской части Стамбула. Опираясь на взгляды и личный опыт её учредителей, «Халкын набзы» делает акцент на качественном журнализме и ценит свою независимость превыше всего. Она докладывает о местных происшествиях в первую очередь, но в то же время освещает их значимость в национальном контексте. Как высказывается Тулгар, политика «Халкын набзы» определена «мирным журнализмом, который охватывает все слои общества и использует стиль, доступный для всех социальных групп». «Исхаковые «твитты», конечно, не отображают нашу редакторскую политику», – быстро добавляет он.
Семейный человек
«Они не в тюрьму должны были посадить его, а вознаградить за то, что он изобрел формулу мира в этой стране», – говорит Тулгар. Он рассказывает, что люди, которые составляли Каракасу компанию по утрам (он в их число не входил, поскольку любит поспать) – представители очень разных и зачастую оппозиционных политических сил.
«Он – мирный человек. Наверное, это можно сказать обо всех, но он хотел быть солдатом мира. К сожалению, они посадили такого человека в тюрьму», – говорит Тулгар. Он также шутя жалуется, что ему и Угуру приходится питаться фаст-фудом последние несколько недель. «Он всегда готовил нам ланч в офисе. Иногда люди в нашем здании заходили и спрашивали, можно ли им покушать то, что он приготовил, если они не смогли найти, что заказать в тот конкретный день».
Для Тулгара отсутствие Каракаса – намного больше, чем недостающий отличный и полезный ланч. Когда они только начинали работу в газете, первые несколько лет они были в основном сами. «Мы так долго работали вместе, что, конечно, это очень трудно», – говорит он, немного раздосадованный «необдуманными» «твиттами» своего друга.
Тулгар не рассказывает о том, как он и его теперь заключенный друг вместе переживали стрессовые моменты выпуска публикаций и какую смелость они проявляли, пытаясь производить хороший журнализм в одной из стран, где это делать наиболее опасно. Они были вместе на поле битвы, а теперь один в тюрьме.
Угур Каракас утверждает, что даже если его отца признают виновным, его отпустят, потому что хотя пропаганда наказуема двумя годами заключения, но обычно такие заключения условные в судебных производствах в Турции.
«У него огромная семья. Он дедушка и скоро станет им во второй раз. Угур хочет жениться этим летом», – добавляет Тулгар.
В рамках более широкой турецкой реальности, где 153 журналиста в тюрьме и шестеро были приговорены к пожизненным заключениям без возможности досрочного освобождения только две недели назад, знать, что Каракаса могут освободить на первом судебном слушании дела, – очень утешительно.
Тулгар говорит медленнее и едва слышно: «Мурат Сабунджу из «Джумхуриет» (Cumhuriyet), просто бесценный человек, Ахмет Шик, отличный журналист, который никогда не преследовал личных интересов и не гонялся за славой, и Акин Аталай – все в тюрьме. Осман Кавала также в тюрьме. Столько замечательных людей в тюрьме, что как-то даже неудобно жаловаться: «ой, мой друг в тюрьме полтора месяца». [/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
24 Sep 2018 | Global Journalist (Russian), Journalism Toolbox Russian
[vc_row][vc_column][vc_custom_heading text=”«Я молился о том, чтобы, если бы меня убили, оставили моё тело на виду… Таким образом, я не стал бы «десапаресидо» («пропавшим без вести»)».”][vc_single_image image=”98410″ img_size=”full” add_caption=”yes”][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]Единственный новостной веб-сайт феминисток в Турции отмечает Международный женский день, пребывая под государственной цензурой. Доступ к сайту «Жин ньюз» («Jin» («жин») означает «женщина» на курдском языке), который базируется в городе Диярбакыр, полностью управляется женщинами и специально фокусируется на новостях, касающихся женщин, был заблокирован семь раз в течение только одной недели в конце января. В настоящее время доступ к сайту из территории Турции закрыт.
Однако это давление не обескуражило журналистов «Жин ньюз». «Мы всегда показывали, что у нас есть альтернативы, и мы продолжаем это демонстрировать», – рассказала «Индексу цензуры» редактор «Жин ньюз» Беритан Элякут. Опираясь на социальные сети и используя VPN, «Жин ньюз» анонсировал выпуск нового телеканала в ознаменование символического дня, который имеет для них двойное значение. «ЖИНХА» (JINHA), первое турецкое информационное агентство, управляемое женщинами, также было создано в Международный женский день шесть лет назад.
К прессингу им было не привыкать: они были закрыты не один раз, а дважды – больше, чем любое другое турецкое новостное издание при нынешнем чрезвычайном положении. В первый раз «ЖИНХА» было закрыто правительственным указом в октябре 2016 года. Газете «Шужин» (Şujin), преемнику «ЖИНХА», разрешили просуществовать только девять месяцев – другим указом ее закрыли в августе 2017 года.
Но все же «Жин ньюз» возродился из праха, переняв наследие «ЖИНХА» – стиль написания новостей, который представляет женщин «как субъекты, а не объекты». Сайт заботится о том, чтобы использовать точный язык, например, употребляя слово «убит» вместо «погиб», чтобы подчеркнуть насилие среди мужчин. Они также избегают подчеркивать детали, которые косвенно оправдывают насилие в отношении женщин (например, путем отказа от замечания, что жена добивалась развода) или избегают ненужных деталей в описании случаев сексуального нападения. Вслед за тем существует строгое использование имен вместо фамилий – практика, предпринятая в настоящей статье, чтобы читатель получил представление об их методологии.
«В новостных статьях о женщинах нам следовало все продумать до мельчайших подробностей. Мы решили не использовать фамилии, чтобы нарушить представление о том, что семейная родословная произошла от мужчин. Если мы напишем «Беритан Элякут» в начале статьи, чтобы представить человека, мы тогда используем имя, отличающее этого человека как субъекта», – рассказала Беритан. Даже самым высокопоставленным должностным лицам, в том числе двум бывшим сопредседателям про-курдской Демократической партии народов (HDP), которые в настоящее время находятся под арестом, Фиген Юксекдаг и Селахаттину Демирташу, не удалось избежать этого правила.
Этот подход также предусматривал другую методику выбора тем. «Мы не просто освещаем новости о сексуальных нападениях, насилии или домогательствах. Мы начали публиковать статьи, отражающие женщин как сильных людей. Мы сообщали о женщинах-новаторах. Мы сосредоточились на новостях экономики и экологии. Мы сделали женщин видимыми в политике, обратили на них внимание и дали им возможность высказать свое мнение», – говорит Беритан.
«Наш народ знает, как жить в сложных обстоятельствах. Курдские женщины знают, как сопротивляться. Агентство «ЖИНХА» было закрыто, и газета «Шужин» была создана. «Шужин» закрыли, и был создан сайт «Жин ньюз», а это значит, что мы можем снова и снова заново открывать себя».
Поощряя женщин высказываться
Чтобы гарантировать, что голоса женщин не приглушены, «Жин ньюз» использует в своих статьях эксклюзивные свидетельства и цитаты женщин. Когда репортёр Жерибан Аслан разговаривает с людьми на популярном рынке Баглар в Диярбакыре, то, как она рассказывает «Индексу цензуры», реакция собеседниц всегда очень позитивная, когда она представляется журналисткой курдского информационного агентства, освещающего новости о женщинах.
Придя на рынок, Жерибан и её коллега Ренгин Азизоглу спокойно прогуливаются, приглядываясь к женщинам, ходящим по магазинам. Предметом их репортажа является уничтожение общественного оздоровительного центра, превращенного в полицейский участок назначенным правительством доверенным лицом после того, как демократически избранные муниципалитетом сопредседатели мэра были брошены в тюрьму.
Результат не заставляет себя долго ждать, как только они входят в сувенирный магазин. Одна из продавщиц соглашается на интервью. «В обществе бытует стереотип, что женщина не может работать. Вы нарушили его», – говорит Жерибан. «Безусловно», – отвечает женщина без колебания. Когда интервью подходит к концу, Жерибан спрашивает её, есть ли у нее какие-либо пожелания другим женщинам. «Они обязательно должны работать», – говорит продавщица. «Они не должны подчиняться мужчинам».
«Женщины чувствуют себя комфортно и уверенно, когда разговаривают с нами», – рассказывает Жерибан. «То, что мы представляем курдское информационное агентство, также помогает».
«Из какого Вы издания?» – спрашивает её какой-то мужчина, когда Жерибан выходит на улицу из магазина. «Мы представляем свободные СМИ», – отвечает Жерибан, используя выражение, которым курды обозначают собственные СМИ. «Ах, мы Вам более чем рады», – говорит собеседник.
Редактор курдскоязычной версии «Жин ньюз» Мюневвер Карадэмир также подчёркивает важность фактора поощрения. «Когда вы придаете им уверенности для самовыражения, женщины заключают вас в объятия», – рассказывает Мюневвер. «Когда вы говорите любой продавщице магазина, что «я представляю агентство, возглавляемое женщиной, и которое работает над проблемами женщин», её отношение к вам становится совсем другим. Она чувствует себя в безопасности. Она может рассказать вам, о чем сейчас переживает».
Журналистки «Жин ньюз» также стремятся поделиться своим ноу-хау с другими изданиями, особенно с мужчинами-журналистами. У них есть проект по подготовке словаря недискриминационного языка новостей. «Мы планировали собраться вместе с мужчинами и организовать тренинги «Как создавать новостную статью» и «Как использовать язык, учитывающий интересы женщин, в новостных статьях», но не смогли из-за обстановки [в регионе]», – говорит Беритан.
Однако даже простое присутствие журналисток «Жин ньюз» уже начало повышать некоторый уровень осведомленности. «Некоторые журналисты, в большинстве мужчины, спрашивают нас: «Не могли бы вы проверить эту статью и посмотреть, использовали ли мы точный язык?» Теперь они понимают эту проблему», – рассказала журналистка. Один из самых важных успехов Беритан заключался в том, чтобы показать, что женщины более чем способны заниматься журналистикой – зачастую лучше, чем мужчины. «Мы видели, что женщины тоже быстро работают. Но они также быстро стремятся поделиться новостью наилучшим образом. Они дотошны».
Женщины-журналисты создают платформу против давления
По словам Беритан, стратегия «Жин ньюз» по сбору женских голосов была более успешной на востоке, чем на западе Турции. Это результат строгой политики паритета сопредседателей, начатой Демократической партией народов, которая гарантировала руководящие должности для женщин в курдских муниципалитетах. Однако после того как доверенные лица заняли большинство муниципалитетов, возглавляемых Демократической партией народов, «Жин ньюз» не только потеряло своих собеседников (большинство доверенных лиц оказались мужчинами), но и лишилось важного источника дохода, ведь многие женщины-сопредседатели обеспечивали подписку муниципалитета на их услуги и поощряли деятельность агентства.
Со времени попытки военного переворота в городских центрах страны, журналисты стали мишенью для органов государственной безопасности, а их аресты и задержания стали распространенной практикой.
«Государство хотело изолировать нас у себя в стране посредством арестов. Когда это не сработало, они попытались полностью закрыть информационные агентства», – говорит Беритан, узнав, что одна из её журналисток, Дуркет Сюрен, обвиняется в «членстве в террористической организации и ее финансировании» после задержания несколькими днями ранее на обычном контрольно-пропускном пункте. Дуркет была в конечном итоге освобождена по решению суда, но была подвергнута запрету на поездки и приказу регулярно отмечаться в полицейском отделении.
Дуркет является не единственной журналисткой «Жин ньюз», обвиняемой в уголовных преступлениях. Бывшая репортёр «ЖИНХА» Зехра Доган в настоящее время отбывает тюремный срок в два года и девять месяцев за «распространение пропаганды террористической организации». Она была осуждена за публикацию в декабрьской статье 2015 года свидетельских показаний 10-летней девочки, пострадавшей от турецкой военной операции в городе Нусайбин. Также художница Зехра получила тюремный срок за «нанесение турецких флагов на разрушенные здания» в картине, скопированной с реальной фотографии, на которой можно увидеть турецкие флаги на зданиях, разрушенных турецкими силами безопасности. Беритан Канозер, журналистка агентства в Стамбуле, и Айсель Ишик также недавно отбывали тюремное заключение. Многие из них были задержаны, и около 10 журналисток в настоящее время находятся под судом. Агентство также получает регулярные угрозы.
Айше Гюней, репортёр курдского агентства «Месопотамия» (Mezopotamya) и пресс-секретарь одноименной женской журналистской платформы, рассказала «Индексу цензуры», что государственное насилие стало обычной практикой. «В провинции, например Ширнак, наши репортёры постоянно подвергаются словесным преследованиям или угрозам. Многие избегают идти в одиночку в деревни или в определенные районы. Им угрожают – от угроз похищения до насилия или изнасилования. На сегодня угрозы устные, но это серьезные попытки запугать журналисток», – говорит она.
Платформа была создана в 2017 году в другой символический день, 3 мая – в День свободы печати – для того, чтобы женщины могли бороться с общими проблемами вместе. К ним относятся социальные проблемы, такие как безработица после повторного закрытия курдских СМИ в Диярбакыре, а также борьба против всех видов насилия. «Благодаря этому объединению мы хотели помочь нашим друзьям, задержанным, арестованным или подвергнутым домогательству от источников информации, подвергнутым нападениям или насилию со стороны полиции. Мы также хотели сделать это давление публичным», – рассказала Айше.
Последним журналистом-женщиной, арестованной полицией, является Седа Ташкин, которая делала репортаж в провинции Муш. Седа была впервые выпущена на испытательный строк, но ее арестовали через месяц в Анкаре из-за репортажей и твитов.
По словам Айше, не случайно, что женский журналистский эксперимент начался в Диярбакыре, а не, как ожидали некоторые, – в Стамбуле. «Наш народ знает, как жить в сложных обстоятельствах. Курдские женщины знают, как сопротивляться. Агентство «ЖИНХА» было закрыто, и газета «Шужин» была создана. «Шужин» закрыли, и был создан сайт «Жин ньюз», а это значит, что мы можем снова и снова заново открывать себя», – говорит Айше. «Мы говорим здесь о свободе женщин, а не о гендерном равенстве. Это тема, которая выходит за рамки данной проблемы».
Айше также рассказала, что хотела бы призвать всех женщин-журналистов в Турции участвовать в совместном движении. «В стране почти нет журналистов, которые бы не прибывали под судом. Либо они попали в тюрьму или вышли из нее, либо должны регулярно отмечаться в полицейском отделении каждые два или три или даже пять дней. Это означает, что они не могут покинуть город, который становится тюрьмой под открытым небом», – говорит Айше. «Но это происходит не только с курдами. Это происходит везде. Так что пришло время действовать вместе».
Озгун Озчер
Озгун Озчер работает журналистом и администратором «Платформы независимой журналистики» (P24), базирующейся в Стамбуле. Он работал в нескольких турецких СМИ, включая «Тараф» (Taraf), «Хюрриет дейли ньюз» (Hürriyet Daily News) и «Биргюн» (Birgün). Он также работал в таких негосударственных организациях, как турецких представительствах ЮНИСЕФ (UNICEF) и «Международной амнистии» (Amnesty).[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
24 Sep 2018 | Global Journalist (Russian), Journalism Toolbox Russian
[vc_row][vc_column][vc_custom_heading text=”«Я молился о том, чтобы, если бы меня убили, оставили моё тело на виду… Таким образом, я не стал бы «десапаресидо» («пропавшим без вести»)».”][vc_single_image image=”98015″ img_size=”full” add_caption=”yes”][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]
Эта статья входит в серию «Проект изгнания», разрабатываемого партнёром «Индекса цензуры» (Index on Censorship) «Глоубэл джонэлист» (Global Journalist), в которой опубликованы интервью с живущими в изгнании журналистами со всего мира.
Члены картеля Синалоа совершили ошибку, и теперь они хотели её использовать в своих интересах.
Это произошло в июле 2010 года, когда мексиканский телеоператор Алехандро Эрнандес Пачеко и его коллега освещали беспорядки в тюрьме города Гомес-Паласио в штате Дуранго на северо-западе Мексики. Когда они выехали из тюрьмы, их машину остановили боевики Синалоа, ошибочно принявшие двух журналистов за конкурентов с картеля Сетас.
В то время картель Синалоа, возглавляемый печально известным наркобароном Хоакином «Эль Чапо» Гусманом, вёл кровавую битву за маршруты наркотрафика в северной Мексике. Только в 2010-м году в Мексиканской нарковойне погибло более 15 000 человек. По данным «Рейтер», в близлежащем родном городе Эрнандеса –Торреоне, где тот работал на местной телестанции «Телевиса» («Televisa»), в 2011 году было совершено 990 убийств, по сравнению с 62 пятью годами ранее.
Члены Синалоа вынудили Эрнандеса и его коллегу выйти из машины и затолкали их в багажник.
«Они сказали, что собираются нас убить, потому что думают, что мы работаем на другой картель, – рассказывает Эрнандес в интервью «Глоубэл джонэлист». «Мы сказали им, что работаем в «Телевиса» и показали свои телефоны, оборудование, микрофоны и все такое. И они увидели, что мы говорим правду».
Это не значит, что пленники были в безопасности. В течение нескольких дней Эрнандеса и двух других похищенных журналистов периодически развозили по тайным убежищам Синалоа, там их избивали и угрожали смертью. Эктор Гордоа, репортёр «Телевиса» из Мехико, который работал с Эрнандесом, был освобождён при условии, что подготовит репортаж о сотрудничестве между правительственными чиновниками и соперниками картеля из Сетас. Эрнандес и его коллега – журналист Хавьер Каналес – удерживались картелем в качестве заложников.
Когда «Телевиса» отказались обнародовать доклад Гордоа, появилось опасение, что Эрнандес и Каналес будут убиты. Но они были освобождены. По словам Гордоа, картель решил, что убийство журналистов принесёт Синалоа больше вреда, чем пользы.
Что касается Эрнандеса, то он и его семья бежали в США, где в 2011 году им было предоставлено убежище. На сегодняшний день он работает оператором в Колорадо. С помощью переводчика Эрнандес рассказал Астригу Агопяну с «Глоубэл джонэлист» о своём похищении и бегстве. Ниже отредактированная версия их интервью:
«Глоубэл джонэлист»: Как влияли картели на Вас как журналиста, прежде чем Вас похитили?
Эрнандес: Все было хорошо и нормально, прежде чем началась война между наркоторговцами около десяти лет назад. Торреон был маленьким городом в мирной провинции. Но в 2007 году туда пришло насилие. Там было много наркоторговцев, но проблем не было, потому что местным жителям не было до них дела, а им не было дела до жителей. Но другой картель, Сетас, прибыл в город с северо-востока страны.
И тогда началась война между ними и бандой Эль-Чапо из картеля Синалоа. Начались убийства, похищения людей … и именно тогда страх начал распространяться среди населения. Убийства происходили каждый день. Убийства с особой жестокостью. Убивали не выстрелом в голову, а обезглавливали или выкалывали глаза.
«Гдж»: как средство массовой информации, где Вы работали, освещало эти события?
Эрнандес: Поначалу все было в порядке. Мы могли освещать убийства и не называть имена журналистов из команды, которая работала над репортажем в целях безопасности. Мы начали привыкать к господству наркоторговцев, войне, ко всем погибшим.
Проблемы начались в 2009 году, когда мой коллега Элисео Баррон был похищен и убит. Он работал криминальным репортёром в газете Торреоне. Мы знали, что это сделали наркоторговцы, но не знали, какая именно банда.
Убийства происходили за пределами телевизионных станций и газетных редакций. Они использовали «манты», кусочки ткани, на которых было написано, что то, что случилось с Элисео, произойдёт и с другими, если они не замолчат. Поэтому многие журналисты начали бояться.
«Гдж»: Над каким репортажем Вы работали, когда Вас похитили?
Эрнандес: Приехал журналист из Мехико, который работал в [национальной] программе «Отправная точка» (“Punto de Partida”). Ведущий программы отправил журналистов в Торреон для освещения деятельности наркоторговцев. Репортёр [Эктор Гордоа] прибыл на место, но без оператора, потому что тот опоздал на самолёт. Он пришёл просить о помощи на станцию «Телевиса», где я работал. Меня попросили пойти вместе с ним.
Мы намеривались взять интервью у мэров трёх городов: Лерго (штат Дуранго), Гомес-Паласио (штат Дуранго) и Торреона. Встреча с мэром Гомес-Паласио заняла много времени. Когда мы уходили, нам сообщили, что в «Сефересо» (CEFERESO) (федеральной тюрьме) начался бунт.
Мы решили съездить в тюрьму и провести ряд интервью. Там было много плачущих родственников заключённых, потому что были сообщения о выстрелах внутри тюрьмы, и много силовиков. Но присутствие армии и сил безопасности придавало нам ощущение безопасности.
Когда мы [Эрнандес и Гордоа] покинули этот район, было около трёх часов пополудни. Мы проехали две мили, а на светофоре нас перехватил автомобиль, с которого вышли вооружённые люди и сели в нашу машину. Они затолкали меня и моего коллегу в багажник.
«Гдж»: Что произошло дальше?
Эрнандес: Они сказали, что собираются нас убить, потому что считают, что мы работаем на другой картель [Сетас]. Мы ответили, что работаем в «Телевиса» и показали свои телефоны, оборудование, микрофоны и все такое. И они увидели, что мы говорим правду.
Они все ещё продолжали твердить, что убьют нас. Нам завязали глаза тряпками, связали руки и ноги. Затем нас бросили в грузовик и сделали несколько телефонных звонков. Я не знаю, звонили ли они Эль-Чапо или кому-то другому.
В понедельник [26 июля 2010 года], когда нас похитили, бандиты позвонили в «Телевиса», сообщили, что мы у них, и нас убьют, если канал будет продолжать транслировать репортажи о Синалоа. Они сказали, что хотят, чтобы мы сделали видео для «Ютьюба» (YouTube) , в котором будем обвинять Сетас в сотрудничестве с правительством [штата] Коауила.
Мы сделали 15-минутное видео во вторник, и «Телевиса» транслировала его поздно вечером. В тот момент никто не знал, что мы были заложниками, кроме моей семьи, семей других заложников и «Телевиса».
«Гдж»: Значит, они использовали вас, чтобы попытаться шантажом заставить «Телевиса» передавать репортажи, которые могли бы навредить соперничающему картелю?
Эрнандес: В среду они захотели, чтобы мы записали ещё один репортаж [о связях Сетас с другими правительственными чиновниками]. Но «Телевиса» отказался, ответив: «Мы не будем нести ответственность, если с ними что-то случится, потому что мы [канал] не можем оставаться заложниками наркоторговцев».
Полиция якобы искала нас. Мы ожидали, что она нас освободит. Бандиты держали нас в комнате размером 4 на 4 метра. В комнате были три журналиста, три похищенных полисмена и один таксист. Всего семь. Было лето, и стояла ужасная жара. Нам дали немного воды, но ничего из еды. Если вы хотели спать или сидеть, вам нужно было попросить разрешения. Мы не могли сходить в туалет – его заменяла банка с-под краски, вот и все.
Нас пытали психологически, угрожая, что убьют нас. Если [наркоторговцы] убьют вас днём, ваше тело оставят на улице. Но если ночью, труп спрячут.
Я действительно надеялся, молился о том, чтобы, если бы меня убили, оставили моё тело на виду, чтобы люди нашли и узнали меня. Таким образом, я не стал бы «десапаресидо» («пропавшим без вести»). Это намного хуже для семьи, хуже, чем знать, что вы действительно мертвы.
Мы очень устали, но не могли спать по ночам, потому что боялись, что нас заберут и убьют.
«Гдж»: Как Вас отпустили?
Эрнандес: Журналиста из Мехико [Эктора Гордоа] освободили в четверг [29 июля 2010]. Нас [Каналеса и Эрнандеса] отвезли в другое тайное убежище. Мы не держались на ногах, шли как пьяные, потому что в течение нескольких дней не ели и не пили. Не было сил. Нас бросили в тёмную заброшенную комнату, похожую на ванную. Было темно, но помню, что там были тараканы и какие-то твари.
Была полночь, и мы просто хотели, чтобы нас убили, потому что так устали от всей неопределённости. Однажды бандиты намеревались убить нас, потом отказались, затем снова собирались.
Мы начали кричать, потому что по соседству были люди. Мы кричали: «Мы хотим воды! Мы хотим воды!»
Мы попытались убежать, попробовали открыть дверь. Кто-то прибыл на грузовике, и нас начали избивать. Всё, что похитители не делали с нами за прошедшие дни, они сделали той ночью. Нам связали проволокой руки и ноги.
После избиения они очень хорошо относились к нам. Нам дали воду и в пятницу вечером отвезли в другое убежище. По всей комнате, куда нас бросили, была кровь. Даже был скальп. Мы решили, что именно там пытали и убивали людей.
Среди них был человек, заботящийся о нас, который даже дал нам воду… галлон воды каждому. Я сказал себе: «Я хочу убежать, не позволю им просто убить меня».
Но побег не удался. Я был спокоен, потому что, по крайней мере, я попытался. Это был момент, когда я, наконец, смог спать. Я не знаю, сколько часов проспал.
В то время правительство и картель Эль-Чапо, должно быть, вели переговоры [о нашем освобождении]. Затем бандиты вернули нас в тайное убежище, где мы были ранее. Федеральная полиция уже была там. Казалось, они были там, чтобы прикинуться, что это операция по освобождению заложников – я не знаю точно: опоздали ли наркоторговцы, возвращая нас, или полиция приехала раньше времени. [Когда нас передали,] полиция сказала: «О, это вы, ребята! Где вас содержали? Как дела?»
Это было как в фильме. Мы были свободны.
Полиция отвезла нас на пресс-конференцию в Мехико. Они сказали, что освободили нас без единого выстрела, и что наркоторговцы ничего нам не сделали, нас отпустили, потому что [правительство] попросило их.
«Гдж»: Как Вы решили отправиться в США?
Эрнандес: Они освободили меня [31 июля 2010, суббота] и полиция отвезла меня в Мехико. Я провёл около 20 дней в Мехико с семьёй.
Полиция поймала некоторых подозреваемых. Это были те, кто держал нас в плену. Мы узнали их. Но вы знаете, что для наркоторговцев эти парни с оружием – просто пушечное мясо. Главарь их сдал.
За то время я звонил в Эль-Пасо, штат Техас, где у меня есть родственники. Они свели меня с отличным адвокатом, который спас мою жизнь. Я посоветовался с женой и адвокатом, и мы решили не возвращаться в Торреон. Я ехал сначала в грузовике, потом на автобусе, затем шёл пешком.
22 августа я пересёк границу в Техасе с туристической визой, а затем начал процедуру получения политического убежища. 23 августа [члены картеля Синалоа] начали искать меня. 24 августа моя жена пересекла границу вместе с нашими маленькими детьми. Мы только взяли маленькую сумку с детской одеждой и папку со всеми доказательствами того, что со мной произошло, фотографиями и статьями в газетах. Я попросил убежища в Хьюстоне.
«Гдж»: Как обстоят Ваши дела сейчас?
Эрнандес: Сейчас я – резидент США. Мне бы хотелось вернуться [в Торреон], но я не могу. Я зол на всех, на полицию и на наркоторговцев, потому что мои сыновья вынуждены были оставить наш родной дом.
Мои дети придали мне много мужества. Трудно было привыкнуть к другой культуре. Мои сыновья теперь ходят в школу и говорят по-английски. Когда я приехал, то работал на местной испаноязычной телестанции в Эль-Пасо до 2015 года. Потом мне предложили работу в Колорадо, где теперь я живу с семьёй и работаю оператором. Я очень благодарен этой стране, потому что я приехал с маленьким чемоданом, а теперь у нас есть дом. У меня здесь есть возможности.
Партнёр «Индекса цензуры» «Глоубел джонелист» – веб-сайт, который представляет свободу прессы в мировом масштабе и публикует международные новости. Он также готовит еженедельную радиопрограмму, которая выходит в эфир на радиостанции КБИЯ (КВIА), – партнёр НГР (NPR) в центральной части штата Миссури – и на партнёрских радиостанциях в шести других штатах. Веб-сайт и радиошоу готовятся совместно профессиональными сотрудниками и студентами Школы журналистики Миссурийского университета, самой древней школы журналистики в США.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
24 Sep 2018 | Global Journalist (Russian), Journalism Toolbox Russian
[vc_row][vc_column][vc_custom_heading text=”«Я молился о том, чтобы, если бы меня убили, оставили моё тело на виду… Таким образом, я не стал бы «десапаресидо» («пропавшим без вести»)».”][vc_single_image image=”101034″ img_size=”full” add_caption=”yes”][/vc_column][/vc_row][vc_row][vc_column][vc_column_text]Эта статья входит в серию «Проект изгнания», разрабатываемого партнёром «Индекса цензуры» (Index on Censorship) «Глоубэл джонэлист» (Global Journalist), в которой опубликованы интервью с живущими в изгнании журналистами со всего мира.
Выпрыгнуть на ходу из машины под дулом пистолета, чтобы избежать похищения пакистанскими военными – не так журналист Таха Сиддики планировал начать свою поездку в Лондон.
Сиддики, тогдашний пакистанский корреспондент сети «Франс 24» (France 24) и индийского новостного сайта «Велд из Ван Ньюз» («WION»), разозлил вооружённые силы Южной Азии своими репортажами о национальной безопасности и критическими постами в социальных сетях.
10 января он оказался в неприятной ситуации, когда ехал в аэропорт на такси «Карим» (популярный мобильный сервис в столице Пакистана Исламабаде). Машина с вооружёнными людьми заставила такси остановиться. Сиддики избили у шоссе, а потом, силой затолкав в заднюю часть машины, увезли.
Пакистанские СМИ известны оживлённым и разнообразным освещением новостей. Однако журналисты в этой стране сталкиваются с угрозами от не только таких экстремистских группировок, как «Талибан», но и от армии и спецслужб.
Страна занимает 139-е место из 180 стран мира по Индексу свободы прессы «Репортёров без границ». В последние месяцы таким независимым СМИ, как «Гео ТВ» (Geo TV) и газете «Дон» (Dawn), заблокировали трансляцию и распространение тиража. Ранее в этом месяце два журналиста подверглись нападению в Лахоре вскоре после того, как представитель вооружённых сил осудил «антигосударственные» выступления журналистов в социальных сетях.
Как рассказал Сиддики репортёру «Глоубэл джонэлист», ему удалось убежать от своих похитителей и сообщить о нападении в полицию. Попытка похищения была не первым случаем, когда у Сиддики был конфликт с военными Пакистана. В 2015 году ему угрожали после того, как он написал в соавторстве длинную статью в «Нью-Йорк таймс», в которой подробно излагалось о причастности военных к исчезновению десятков подозреваемых в принадлежности к пакистанским талибам. Автор статьи утверждал, что некоторых из этих исчезнувших людей морили голодом, подвергали пыткам и убивали.
Ему также угрожали после того, как он помог подготовить репортаж для «Франс 24», в котором критиковались действия пакистанской армии во время теракта в Пешаваре в 2014 году, в результате которого погибло более 150 человек. Сиддики также столкнулся с прессингом в прошлом году после публикации твитов, критикующих «прославление» армией бывших диктаторов и отбеливание собственной роли в разжигании войны с Индией в 1965 году.
В мае 2017 года журналиста вызвали на допрос в контртеррористический департамент федеральной полиции, несмотря на постановление суда, запрещающее правоохранителям преследовать его. В сентябре Сиддики вызвали на встречу с военным представителем генералом Асифом Гафуром. В интервью Сиддики рассказал, что Гафур ему пригрозил – если тот не прекратит критику, то «у меня будут проблемы».
Гафур не ответил на сообщения от «Глоубэл джонэлист», требующие комментариев. Однако проблем не было до январского нападения, и поэтому Сиддики не может указать на один конкретный инцидент как на причину.
«Я не знаю, какой конкретный сюжет, статья или видео спровоцировали нападение», – говорит он в интервью «Глоубэл джонэлист». «Возможно, единственной причиной была моя активность в социальных сетях?»
Через несколько недель после нападения Сиддики решил уехать из Пакистана во Францию по соображениям безопасности. Он рассказал, что перед отъездом встретился с тогдашним министром внутренних дел Пакистана Ашаном Икбалом.
– Икбал, – говорит Сиддики, – сказал журналисту, что тот должен написать письмо генералу армии Пакистана генералу Камару Байве и попросить прощения.
Ни Икбал, ни Байва не ответили на наши просьбы о комментариях.
Сейчас 34-летний Сиддики живёт со своей женой и 4-летним сыном в Париже, где работает неполный рабочий день в медиа-компании «Бейбл Пресс» (Babel Press) и ищет работу на полный рабочий день. Он рассказал Розмари Белсон из «Глоубэл джонэлист» о нападении и бегстве со своей родины.
«Глоубэл джонэлист»: Можете ли Вы рассказать нам о репортажах, послуживших причиной Ваших неприятностей?
Сиддики: Военные участвуют в политической жизни Пакистана. У них есть частные предприятия, они нарушают права человека, влияют на систему образования.
Когда вы сообщаете в репортаже о какой-либо конкретной проблеме в Пакистане, обычно вы в итоге отслеживаете её истоки в армии, так или иначе. Невозможно делать репортаж, не говоря о военных и их участии в широком круге вопросов в Пакистане.
Расскажу о материале, который я сделал для «Нью-Йорк таймс». Он вышел на первой странице международной версии «Нью-Йорк таймс» в 2015 году. Это была статья о военных секретных тюрьмах, где убивали предполагаемых боевиков. Военные без суда убивали подозреваемых в тюрьмах. Я обнаружил около 100-250 случаев по всему Пакистану, особенно на территории племён федерального управления [на северо-западе Пакистана].
Даже в то время «Нью-Йорк таймс» считала, что очень опасно печатать статью под моим именем. Но я захотел, чтобы имя автора было указано, и это был первый раз, когда я начал получать прямые угрозы.
Всегда были косвенные сообщения, поступающие через друзей по журналистскому цеху или друзей в правительстве, в которых говорилось, что я должен быть осторожным… Стабильно время от времени эти угрозы поступали. Даже угрожали до такой степени, когда моим друзьям и людям, с которыми я общался, было приказано держаться от меня подальше.
«Гдж»: Расскажите нам подробно о попытке похищения.
Сиддики: 10 января я направился в аэропорт, чтобы полететь в Лондон по работе. За неделю до этого я работал над статьёй о пропавших без вести. Я собирался послать материал в редакцию из аэропорта, потому что у меня не было [времени] раньше, поэтому я взял [с собой] жёсткий диск и ноутбук.
Такси «Карим» прибыло около 8 утра, чтобы отвезти меня на рейс в полдень. На полпути в аэропорт на главной автомагистрали Исламабада какой-то автомобиль свернул перед нами и остановился. Люди, вооружённые пистолетами и АК-47, вышли из машины.
Сначала я подумал, что это был случай дорожной ярости или грабежа, но один из них подошёл с моей стороны, указал на меня пистолетом и сказал что-то вроде: «Ты кем себя возомнил?»
Я вышел и предположил, что это связано с угрозами, которые я получал ранее. Я попытался убежать, но они поймали меня на дороге. Вот тогда я заметил, что за мной стояла другая машина, с которой тоже вышли люди. Они взяли меня в кольцо, и это было [на] главной автомагистрали с уличным движением в полдевятого утра… они начали избивать меня и хотели меня забрать.
Я сопротивлялся, и они продолжали бить оружейными прикладами…, и пинали меня. Наконец, один из них сказал: «Прострели ему ногу, если он не перестанет сопротивляться, потому что мы должны его взять».
Вот тогда я понял, что они серьёзно намерены стрелять в меня. Ранее, [когда] они не стреляли в меня сразу, я подумал, что, возможно, это означает, что они хотят взять меня живым. Мысленно я решил, что сопротивление даст мне какой-то шанс на жизнь. Я увидел проезжающую мимо военную машину. Я звал на помощь, но она не остановилась.
После того, как пригрозили выстрелить в ногу, они посадили меня в такси, выдворив водителя. Один человек вёл машину, пока двое других сидели со мной сзади и один спереди. Меня держали через захват за шею, направив оружие в левую сторону живота.
Я сказал: «Я еду с вами. Можете ли вы немного ослабить захват и позволить мне передохнуть, [и] сесть прямо?»
Парень расслабил свою руку и давление пистолета. Вот тогда я понял, что правая задняя дверца автомобиля была незакрыта. Я пошёл на это и открыл её. Выскочил, побежал на другую сторону дороги с встречным движением. Попытался найти такси. Я слышал позади меня, что они кричали и говорили: «Стреляй!»
Но я просто побежал и, наконец, нашёл такси. Я в него запрыгнул, когда оно двигалось. Я открыл дверь, вскочил внутрь. Такси проехало 700 или 800 метров, прежде чем таксист понял, что что-то не так, и больше не хотел мне помогать. Меня попросили выйти, потому что в такси уже сидели какие-то пассажирки.
Я вышел из такси. На обочине были канавы и болотная зона, поэтому я перепрыгнул туда и ненадолго спрятался. Я снял свой красный свитер, чтобы меня не увидели … позже мы его отыскали там вместе с полицией.
Я нашёл ещё одно такси. Я попросил [водительский] телефон. Позвонил другу-корреспонденту и спросил его, что делать. Он предложил мне поехать в ближайший полицейский участок, и таксист меня отвёз. Я подал заявление, в котором назвал пакистанских военных подозреваемыми. Я также написал твит об этом происшествии с профиля моего друга, потому что нападавшие забрали мой телефон, паспорт, чемодан, ноутбук, сумку. У меня остался только мой кошелёк.
«Гдж»: Как Вы приняли решение покинуть Пакистан?
Сиддики: Полицейское расследование показало, что камеры [наблюдения] в том районе не работали. Полицейские обнаружили, что одна из машин, которые меня остановила, следовала за мной из самого дома, но они не смогли идентифицировать лиц внутри автомобиля, потому что [окна] были тонированы, а номерной знак был поддельным.
Меня пригласил [на встречу] министр внутренних дел Пакистана [Ашан Икбал]. Он предложил мне написать письмо командующему пакистанской армией [Генералу Камару Байве]. Вот тогда я понял, что правительство совершенно беспомощно.
Мне предложили уехать на некоторое время, потому что нападавшие не закончили работу, и они могут прийти за мной снова. Тем более, что я не собирался молчать, как предложили некоторые старшие друзья-журналисты, которые позже повернулись ко мне спиной во время этого испытания.
Это было очень неутешительно и удручающе, когда моё собственное журналистское сообщество не поддерживало меня. Международные СМИ поддерживали меня, некоторые местные журналисты поддерживали меня, но отдельные люди, которых я знал лично, полагали, что я ошибаюсь, активно высказываясь о нападении.
Я и моя жена … мы сели вместе и все обсудили. До этого мы ничего не рассказывали нашему ребёнку, но теперь я осторожно рассказал ему, что для меня существует опасность, и нам нужно переехать.
Мы решили, что должны бежать. Когда мы будем уезжать, это не на три или шесть месяцев, потому что я сражаюсь с невидимыми силами в моей стране. Я не буду знать, выиграл ли я или проиграл, продолжают они меня преследовать или нет.
Мы решили бежать в Париж, потому что последние семь или восемь лет я работал с французскими СМИ в качестве журналиста для «Франс 24». Я также получил французский эквивалент премии Пулитцера [премия Альбера Лондра] в 2014 году, поэтому у меня здесь есть сильная поддержка журналистского сообщества.
«ГДж»: Как изменилась свобода СМИ со временем в Пакистане?
Сиддики: Свобода прессы всегда подвергалась нападениям. Мы прошли через военные диктатуры в Пакистане… в 1960-х, 1970-х и 1980-х годах.
В последние годы изменились две вещи. Во-первых, мы, как журналисты, не знаем, что такое границы дозволенного. В моем случае я не знаю, какой именно сюжет, статья или видео спровоцировали нападение. Возможно, единственной причиной была моя активность в социальных сетях?
Во-вторых, негосударственные субъекты сейчас активизируются против журналистов, поэтому [военные] могут скрываться за этими негосударственными субъектами и делать свою работу.
Военные добились того, что единство среди журналистов не такое прочное, как раньше. Они достигли этого благодаря финансовому воздействию или денежным вознаграждениям… это ещё больше сократило возможности для работы журналистов. Военные становятся все более нетерпимыми, и их тактика контроля над СМИ становится все более жестокой. Я вижу, что в ближайшее время ситуация ухудшится.
Все надо рассматривать в соответствующем контексте. Сейчас год выборов в Пакистане. Пакистанские военные хотят, чтобы все причастные манипулировали выборами для достижения стратегических успехов. Они не хотят, чтобы правящая партия [Пакистанская мусульманская лига (Наваз)] снова пришла к власти с таким же большинством голосов, что и сейчас. Поэтому, чтобы они могли легко манипулировать выборами, они пытаются создать атмосферу страха, из-за которой невозможна независимая журналистика.
Партнёр «Индекса цензуры» «Глоубел джонелист» – веб-сайт, который представляет свободу прессы в мировом масштабе и публикует международные новости. Он также готовит еженедельную радиопрограмму, которая выходит в эфир на радиостанции КБИЯ (КВIА), – партнёр НГР (NPR) в центральной части штата Миссури – и на партнёрских радиостанциях в шести других штатах. Веб-сайт и радиошоу готовятся совместно профессиональными сотрудниками и студентами Школы журналистики Миссурийского университета, самой древней школы журналистики в США.
[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]
